Прибыл в Омск, еле нашел какой-нибудь приют. Жара здесь совсем летняя, а пылища по самому первому разряду. Уличное освещение совершенно отсутствует, и для него нет никаких приспособлений, даже керосиновых. Весь день мыкался по ставке и разным лицам, пытаясь ознакомиться с обстановкой. Выяснилось, что управления снабжением здесь нет, обязанности его даже не выяснены и все надо выдумывать и создавать заново при полном отсутствии кадров личного состава; все, сколько-нибудь годное, разобрано и сидит на местах. В ставке невероятная толчея, свойственная неналаженному учреждению, в работе не видно системы и порядка; старшие должности заняты молодежью, очень старательной, но не имеющей ни профессиональных знаний, ни служебного опыта, но зато очень гоноровой и обидчивой. На один верный такт приходится девять неверных или поспешных, все думают, что юношеский задор и решительность достаточны, чтобы двигать крайне сложную и деликатную машину центрального управления. Обстановка работы срочная, почему большинство невольных, по неопытности и поспешности происходящих ошибок приносит скверные и непоправимые результаты; кроме того, по быстротечности и изменчивости распоряжений ошибки эти самыми верхами почти не учитываются, и поэтому даже и опыта путем ошибок не накопляется.
n
Низы же больно чувствуют разлаженность, неопытность и ошибки старшего управления, что порождает злобу, недоверие, насмешки, а что еще хуже, привычку обходить нелепые и неприятные распоряжения и атаманничать. Говорят, что на фронте по военной части благополучно, но плохо по части снабжения, особенно по вещевому довольствию (белье и обувь). Взгляды на внутреннее состояние /6/ армии здесь очень оптимистические, в полную противоположность тому, что приходилось до сих пор слышать. Боюсь, что это нездоровый оптимизм, столь свойственный высоким сферам, далеким от действительности и питающимся прикрашенной информацией; старшие войсковые начальники тем же миром мазаны — тоже скрывают правду и замазывают свои грехи. Молодая, задорная, честолюбивая и бесконечно далекая от войск ставка сама не в состоянии разобраться и узнать истину. 30 апреля. Всю ночь работал над идеей и организацией моего рождающегося управления. Идея родилась в ставке вне времени и пространства; ставка недовольна снабженческой деятельностью военного министерства и хочет создать свой орган снабжения, но при данной обстановке это почти неосуществимо, так как фронтовые армии считаются отдельными и имеют свои органы снабжения; военное же министерство заготовками не ведает, ибо это почему-то отдано министерству снабжения.
n
При таких условиях управление снабжения при ставке будет только лишним этажом статистически-контрольного характера и ничего, кроме путаницы и увеличения переписки, не принесет. Надо в первую голову уничтожить отдельные армии и образовать управление снабжения фронта, как то полагается по «Положению об управлении в военное время»; сейчас не время заниматься новшествами и вырабатывать новые положения. Насколько узнал, борьба с армиями будет очень трудная, ибо командующие там совсем обатаманились и автономию в деле снабжения с сепаратными заготовками считают незыблемым основанием своего существования; власть Омска признается на фронте тоже «постольку-поскольку», и будет очень нелегко перевести всю эту атаманщину на государственный меридиан. Познакомился со своими помощниками по артиллерийской и технической части; артиллерист генерал Прибылович произвел превосходное впечатление своими знаниями, энергией, отсутствием шаблона, идейностью взглядов, рыцарской преданностью своему делу и влюбленностью в свою работу. Являлся верховному правителю; в Харбине я его ни разу не видал, знал о нем только по рассказам и внутренне был против него предубежден. Вынес симпатичное впечатление: несомненно, очень нервный, порывистый, но искренний человек; острые и неглупые глаза, в губах что-то горькое и странное; важности никакой; напротив — озабоченность, подавленность ответственностью и иногда бурный протест против происходящего — вот то, что дало мне наше первое свидание для его характеристики.
n
По просьбе адмирала рассказал ему свои впечатления о харбинской и владивостокской военной, политической и общественной жизни; высказал свое credo, что атаманы и атаманщина — это самые опасные подводные камни на нашем пути к восстановлению государственности и что необходимо напрячь все силы, но добиться того, чтобы или заставить атаманов перейти на законное положение и искренно лечь на курс общей государственной работы, или сломать их беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Адмирал ответил, что он давно уже начал эту борьбу, но он бессилен что-либо сделать с Семеновым, ибо последнего поддерживают японцы, а союзники решительно отказались вмешаться в это дело и помочь адмиралу; при этом Колчак подчеркнул, что за Семенова заступаются не только японские военные представители, но и японское правительство. Боюсь, что по этой части адмирала обманывают его докладчики, а особенно Иванов-Ринов и другие спасители Семенова; общее впечатление моих дальневосточных впечатлений, что дальневосточную атаманщину поддерживают определенные лица японской военной партии и делают это ловко, придавая всему вид тайной правительственной поддержки.
n